Теплая, почти горячая вода уже стала розоватой. Тяжелые, маслянистые полосочки как обрезки тюля, струились на поверхности.
- Пригнись немного. Узлы мускулов, сжатых напряжением, пульсировали под пальцами.
- Тише, тише... я не причиню тебе вреда.
- Я знаю. Усаги с искренним сочувствием посмотрела на открывшуюся ей картину. М-да. Эстетикой тут и не пахнет. Вот странно, почему в кино пленным героям, в основном, ломают пальцы? И это в лучшем - то есть, конечно, в худшем! - случае... Зачем, спрашивается, возиться с пальцами, когда есть такие замечательные вещи, как ребра? или вот печень с почками - тоже отличный вариант. В конце-концов... Научно доказано, что мужчина - существо менее выносливое, чем женщина. И причинить ему боль дело не сложное. Очевидно, над этим задумывалась не одна Усаги. Доказательство этой теории сидело прямо перед ней, и кусало губы, чтобы не подвывать. Конечно, заживет... Не так быстро, как раны сейлор сеншей, но тем не менее. Когда-нибудь - непременно. Она еще раз осторожно провела по плечам парня. Мамору молча уперся лбом в колени, не желая выдавать своего состояния. Дело было не в том, что больно. К боли он привык давно. Ничего нового. Он всегда мог справиться. Но то, что Усаги видела его сейчас - это было невыносимо... Он не желал быть слабым в ее глазах, и не желал, чтобы она видела его в... в этом всем. На самом деле, если бы не она - пожалуй, завтра его уже можно было закапывать. Отчего она почувствовала тревогу посреди ночи? Зачем вскочила с кровати и понеслась неведомо куда?.. Как нашла его - почти за городом, на промзоне - и как поняла, что следует делать в первую очередь?.. Усаги терялась в этих вопросах. Мамору знал на них ответы и молчал. Он сам так же ощущал ее - еще тогда, в самом начале их знакомства. Как бы еще он находил места битв сеншей?.. Усаги очень жалела, что не воспользовалась сразу Кристаллом, хотя и понимала, что это значило бы стрелять по воробьям из пушки. Из такой хорошей гаубицы... Она потратила очень много сил на телепортацию, и не могла применить магическое лечение больше, чем применила его сразу же, чтобы остановить утекающую из тела жизнь. Да и не была уверена, что сработает. С Мамору никогда ни в чем нельзя быть уверенным - по крайней мере, в вопросах, как и что, среагирует на него ненормальный магофон. Отдельной эпопеей стала попытка объясниться. Усаги, кажется, впервые с незапамятных, тех самых, как они познакомились, на него накричала. Нет, ну люди!.. Сами подумайте - тут дофига работы травматологам и хирургам, а он, видите ли, стесняется... Блииииин!.. Конечно, вычислять в уме интегралы, как это делали некоторые, Усаги не могла. Зато совершенно точно знала, что иногда бывает поумнее этих самых некоторых. Вот как сейчас, например... Вопрос "Ты нормально?" ему задавать нельзя в принципе. Сбой в программе какой-то!.. Невооруженным глазом видно, что до "нормально" тут две недели капельницы и постельного режима, однако утвердительный ответ это чудовище непременно выдаст. Усаги, конечно, была счастлива, что рядом с ней есть "принц на белом коне", но когда этот принц по законам жанра начинал страдать синдромом героя-одиночки, ей очень хотелось отлупить придурка сковородкой. Останавливало лишь то, что его противник (кем бы он там ни был) уже и так поработал всласть. И оставил свою жертву умирать.
- Больно?
- Не беспокойся
- Говори правду, прошу тебя!.. Как есть говори!.. - Усаги нагнулась над ванной, обнимая любимого за шею. Ей безумно хотелось ему помочь, но как это сделать, если он молчит, как пленный партизан на допросе?.. Девушка продолжила промывать раны теплой водой. Вообще-то она не знала, можно ли так делать в его состоянии. Но ничего умнее не придумалось, а обратиться в поликлинику было совершенно невместно. Как бы она пояснила, откуда это он, такой красивый? Тем более чем так приложили, она могла только догадываться. Но били профессионально - это даже Усаги сказать могла.
- Хшшшшшшшшш!...
-О, прости!..
-Ничего... Я сам виноват... Усаги прикусила губу. Ни в коем случае не рекомендовалось говорить сейчас то, что пришло ей на ум. Именно в этой ситуации это было бы совершенно не в тему. Однако же Усаги совершенно искренне полагала, что любовь лечит совершенно все болезни. Мамору, теоретически, соглашался, а практически придерживался мнения, что некоторыми болезнями человек может болеть только после свадьбы. И Усаги иногда подумывала о своей верной сковородке с большой тоской. Сковородка против принца (не слишком-то прекрасного сейчас, однако все же) это было бы впечатляюще. Вода смывала уже подсохшую кровь, и это, очевидно, было больно. Мамору продолжал невнятно шипеть. На самом деле все, возможно, было и не так уж страшно. Для него приползти куда-нибудь полуживым (или, точнее сказать - полумертвым) было делом обычным. Своеобразная форма аутоагрессии, не иначе. Мамору тихо ненавидел себя, и все, что казалось ему слабостью. Все, что пробуждало желание - тепло, сон, еда, Усаги - все это было... ну, не то чтобы невозможным. В идеале, все это должно было бы контролироваться. Однако контроль осуществлялся проблемно. Особенно в случае с Усаги. Его личность, та часть, которую обычно именуют "альтер-эго" или внутренний голос, поставила его перед фактом. Он не может без Усаги. И с этим придется смириться. Лишать себя, ее - бессмысленно издеваться. Усаги только вздыхала. Критическая интроверсия явно перетекла в шизотимию. Мамору уже не осознавал, сколь абсурдна иногда его логика, и просто продолжал стремиться к своей цели. Конечно, сейчас уже не так все страшно, как еще месяц назад. Она вытащила этого психа из неврастении, и не собиралась останавливаться на достигнутом. В конце-концов, у каждого свои недостатки.
-Почему ты не сказал мне? - она произнесла эти слова почти ему на ухо, стараясь по возможности не опираться о его израненные плечи. Мамору промычал что-то несогласное. Он не хотел об этом говорить.
- Ты не доверяешь мне? - Усаги была настойчива. Одновременно с этим она продолжала его гладить, и это - они оба это знали - был нечестный прием. Мамору не мог думать, когда к нему прикасалась любимая. По крайней мере, думать о чем-то кроме нее. Усаги это знала. Она никогда не пользовалась этим в своих целях. Это казалось ей почти предательством. Она просто старалась сделать любимому приятно, ничего более. Но сейчас девушка планомерно загоняла его в угол, потому как ей требовалось знать ответ. Досконально.
- Ты считаешь, на меня нельзя положиться? Я так слаба, что мешаю тебе в бою?
- Нет - выдохнул он, собрав остатки воли в кулак. Размышлять становилось все сложнее. Усаги смотрела ему в спину, которой он, собственно, и сидел к ней. Острые лопатки и драконий гребень позвоночника были печальным напоминанием об астеническом синдроме. Вся эта прелесть была неровно покромсана явно тупым лезвием - не столько режущим, сколько пилящим. Правильно. Если все время думать о маньяках, рано или поздно они тебя найдут. Свой среди своих, да?..
-Тогда почему ты не сказал мне, что идешь сражаться? Ни мне, ни кому-то другому...
- Усако...
- Ведь Кунсайту ты сказал бы, правда? - девушка не услышала следующего ответа. Только приглушенный вздох. - Ты так в меня не веришь?
- Усако!.. - он с трудом обернулся через плечо. В темных, почти черных от боли глазах, скользнул укор. Как она может думать такое про него?.. - Нет - Мамору недовольно убрал намокшие волосы с лица, но только еще больше растрепал их - Я просто боюсь за тебя.
- Это и называется "не верить". Ты не веришь, что я могу идти с тобой наравне. Прикрыть, если что. - Нет, я…
- Нет? А как тогда?.. - нотка раздражения в голосе девушки обожгла его куда больнее всех ран. Он замкнулся в себе, опустив голову. Усаги тут же почувствовала это. О, да. Она с таким уже сталкивалась. Мамору предпочитал, чтобы она ненавидела его, чем, если бы она была в опасности. Пусть сердиться. Зато она не встретилась с этими ужасами, кем или чем бы они ни были.
Девушка нежно заласкала смуглое поджарое тело. Она чувствовала под ладонями старые, уже затянувшиеся рубцы, и осторожно их трогала. Знала, что ее любимый молча сходит с ума от этого. К тому же – ее толкал под руку тот же принцип, который утверждал, будто любовь лекарство от всего - это было что-то новенькое. Все-таки это было ужасно глупо. Самому отказываться оттого, что само проситься в руки, лишать и ее и себя немалого куска жизни.
- Мамору?
- Да... Усако... - и голос, словно в трансе.
- Прости - девушка обняла его, приникая щекой к плечу - Милый, пожалуйста, услышь меня! За что ты себя так ненавидишь? Ты не хочешь, чтобы я пострадала, но разве ты подумал обо мне? Я тоже не хочу, чтобы тебе досталось! А если бы на твоем месте сейчас была я?..
Мускулы под ее ладонями резко напряглись. Несомненно, гипотетические причины такого возможного состояния Усаги умерли бы на редкость неприятной смертью еще до рассвета. Мамору опустил голову ниже. Упрям, как... нет, не будем обижать животных. Упрям как Мамору, и на этом остановимся. Внезапно Мамору неловко повернул голову и коснулся ее ладони губами. Он чувствовал себя виноватым, Усаги поняла это, но он не знал, как попросить ее прощения. К тому же ему все еще было больно. И, скорее всего, безумно стыдно за все происходящее.
- Я не хотел, чтобы ты пострадала – произнес он тихо, на грани шепота. Усаги замерла так, как стояла: он говорил, глядя на нее, не пряча глаз, хотя обычно старался спрятаться. Она давно заметила, что лучше всего у него, получается, быть откровенным в темноте. Когда его не видно. - Пусть лучше так, пусть эта боль будет только моей. Лишь бы с тобой будет все хорошо. – Он прижался щекой к ее ладони, и потерся, словно кот, напрашивающийся на ласку. Усаги поневоле стала его гладить, и в его темно-синих глазах мелькнуло так хорошо знакомое ей чувство – что-то среднее между благодарностью и болью.
-Мамору… - ей стало стыдно, что она пыталась вынудить его заговорить, принять какое-то решение, подталкивала к нему с помощью методов, которые он принял за чистую монету.
Но Мамору остановил ее жестом. Он обернулся к ней лицом, встав на колени, и посмотрел снизу вверх. Посмотрел спокойно, взяв все свои эмоции под контроль разума, и одновременно с этим – оказавшись в их власти. Усаги знала, что он отличает понятия эмоций и чувств, подавляет первые и скрывает вторые.
- Кунсайт тоже когда-то был неопытным мальчишкой, который не знал, как правильно держать меч. И я тоже, Усаги. Все мы были такими. И пока ты еще не знаешь чего-то – прошу тебя, дай мне возможность защищать тебя. Если тебе это в тягость – клянусь, я не буду тебя принуждать, как только ты сможешь…
- Что ты несешь?! – Девушка точно так же опустилась на колени, и порывисто обняла его за шею – Ты сам-то себя слышишь? Как мне это может быть в тягость?! Но я не хочу тебя терять, Мамору!..
- Я понимаю – тихо отозвался он – Но кроме меня пока некому делать то, что делаю я. Просто помоги мне пока, хорошо? Обещаю, я справлюсь, я смогу…
Усаги посмотрела на него так, словно видела впервые. Смотрела, убирая с лица мокрые волосы, проводя пальцами по боевым отметинам на его теле.
- Тебе больно от…всего этого? – спросила она напрямик.
- Да – кивнул он – Это больно, но я привык – девушке показалось, что сейчас он доверялся ей больше, чем когда снял маску Такседо. Он признался в своей слабости и боли, и не опасался, что она обратит против него это знание.
- А это еще можно как-то вылечить?
- Я не знаю. Никогда не пробовал – он слегка улыбнулся.
На ее глазах он снова становился тем Мамору, к которому она уже попривыкла за полгода. Спокойным, всегда учитывающим все и всех, всегда помнящим о мелочах, которые у всех прочих вылетают из головы. Усаги никак не могла взять в толк, как так может быть: ведь Эндимион из ее снов о прошлом тоже был Мамору, но он был совсем другим!.. И все же, все это – он один, одна личность, ее любимый человек. И сейчас она обнимает его, осторожно, стараясь не причинить лишней боли, гладит, чувствуя, что ему от этого хорошо. И пусть то, что окружает их и не пахнет романтикой, пусть это все – серая рутина и бытовуха, но они друг у друга есть, а что может быть лучше и дороже?
-Усаги – позвал он немного смущенно – Ты не могла бы… Выйти ненадолго?
-Что-то не так? – забеспокоилась она – Что случилось?
-Да ничего, я просто собрался отсюда вылезать. Вода остывает – все так же смущенно пояснил он.
Усаги тихо вздохнула. Ну вот. Начинается. Чего-то в этом роде она и ожидала.
- Я никуда не уйду – мягко, но вместе с тем очень уверенно ответила она – Я не знаю, что с тобой, но вдруг тебе станет плохо? Я буду рядом.
- Усаги…
- Что «Усаги»? Что? Усаги должна куда-то деться только потому, что ты стесняешься? И чего, позволь спросить? – девушка выглядела немного сердито. Эта постановка вопроса давно казалась ей дурацкой. Нет, ну право-слово! Она же не стесняется, когда перевоплощается, причем у него на глазах!.. И, между прочим, она до сих пор не знает, как же выглядит его собственное перевоплощение!.. Мамору поднял на нее взгляд – испытывающий и вместе с тем теплый. Словами его можно было бы выразить как «Раз ты так решила, я уважаю твой выбор» Парень с явным трудом нашел точку опоры, и поднялся. Усаги торопливо подставила ему плечо. Она понимала, что если он потеряет равновесие, то на пол полетят оба – семьдесят килограмм она не удержит, а в Мамору примерно столько и было. Он стиснул зубы, и сделал первый шаг. Усаги поняла, почему он не хотел, чтобы она была рядом. Слабость. Мамору отчаянно не желал, чтобы его любимая видела его таким. Он проиграл бой, он не смог исполнить того, что обещал ей. Те, кто сделал с ним подобное, вполне могут вернуться и за ней. И он чувствовал свою вину за это. Однако они вполне успешно преодолели путь до кровати, и Усаги тут же умчалась за аптечкой, полагая, что полминуты без нее Мамору выдержит наверняка, тем более что падать ему было куда, если что. Белая коробка с красным крестом нашлась на самой дальней полке в ванной. Для того чтобы достать ее Усаги пришлось принести табуретку с кухни. Мамору бы просто протянул руку. Она в очередной раз почувствовала, что некоторые моменты его жизни заточены только под него. Он не рассчитывал, что аптечку для него придется доставать кому-то другому. И потому не побеспокоился о ее доступности для всех. Сграбастав аптечку в охапку, Усаги притащила ее в комнату, как раз застав парня за попыткой размять сведенное судорогой предплечье. Видимо, перенапряжение давало себя знать, да и перепад температур тоже.
- Ну что? – как можно жизнерадостнее сказала она, подходя ближе, и ставя аптечку на пол – Дать тебе пижаму?
- У меня, ее нет – усмехнулся Мамору – Я их терпеть не могу.
- В чем же ты спишь?
- В чем упаду – совершенно серьезно отозвался он.
Опустил голову, внезапно задумавшись о чем-то. Провел ладонью где-то в районе бицепса.
- Я не хотел, чтобы ты это видела – произнес он тихо. Усаги осторожно подсела рядом. Ее уже перестала смущать все двусмысленность этой ситуации. И она чувствовала, что что-то тут не так, но никак не могла сообразить, что именно.
- О чем ты, любимый? – как можно ласковее произнесла она. Ей показалось, что она сейчас говорит с диким и недоверчивым животным, которое на самом деле слов не понимает, но улавливает интонацию, чует запах, и понимает все-все, правда, как-то по-своему. Мамору так и не приручился. Он остался таким же диким одиночкой, разве что чуть-чуть отогретым у человеческого костра.
- Об этом всем – он провел ладонью по переплетению шрамов на груди. Усаги сглотнула. Ее всегда подмывало спросить, какой Джек Потрошитель перепиливал его бензопилой, но она сдерживалась. Не хотела поднимать тему, которая явно была ему неприятную, а тут – надо же – он сам заговорил.
- Мамору, почему? – спросила она почти шепотом. Он мотнул головой, пытаясь подобрать слова. Усаги тем часом нашарила край одеяла, и подтащила его поближе, собираясь набросить его им на плечи. Памятуя о темноте, в которой кое-кому уютнее расставаться со своими скелетами из шкафов. Но Мамору почему-то остановил ее, положив свою руку поверх ее
- Не надо – улыбнулся он – Я не хочу прятаться. К тому же, ты ведь все равно уже знаешь.
- Знаю об этом? – Усаги коснулась того самого переплетения шрамов, и осторожно погладила – Ты не будешь разочарован, если я скажу, что я знала и раньше?
-Да? – казалось, эта новость не слишком его поразила, а если и поразила, то виду он не подал – А где я прокололся?
-Ну, ты, конечно, не ездил с нами на море, и никогда не носил ничего более открытого, чем футболка… но «отсутствие ответа – тоже ответ», ты сам меня учил. Я догадалась, что ты не хочешь показывать что-то.
- Я придурок – Мамору наклонился и легонько поцеловал Усаги. Совсем чуть-чуть, просто чтобы выместить переполнявшее сердце тепло к ней. Усаги улыбнулась, принимая эту ласку.
- А ты что же, считал, я могу тебя бросить, если узнаю? – она постучала его по носу, и потянулась к аптечке. Все-таки лечение – не такая уж плохая идея.
- Я не знал наверняка – возразил он, пытаясь устроиться так, чтобы им обоим было удобно, и, морщась от боли. – К тому же, девушки любят красивых парней, разве нет?
- Нет – вздохнула Усаги – Красивыми они любуются. А любят – любимых. Понял, умник?
- Да – покорно произнес он, закрывая глаза. Теплые руки любимой приносили облегчение страданий. Усаги была так нежна, как это только возможно. Его тело никогда не знало, что такое нежность, но сейчас, когда рядом была его Усако, Мамору готов был забыть обо всем. В том числе и о незнании, которое, как ехидно напоминал внутренний голос, не освобождает от ответственности. …Усаги проснулась рано, оттого, что отлично отдохнула. Она не испугалась, увидев чужой потолок, и сразу вспомнила, где она и как тут очутилась.
Повернув голову, она увидела и Мамору – он спал рядом, ревниво подгребая ее под свой бок, и норовя зарыться в волосы с головой. Девушка против воли улыбнулась. Между ними так и не случилось ничего из того, чего так опасался ее ревностный блюститель нравственности, рыцарь, черти бы его… нет, не взяли – не отдаст она своего Мамору каким-то там чертям… Она лежала и смотрела в его лицо, и не думала о чем-то конкретном. Только о том, что любимый жив, и скоро будет здоров – ее трудами, непременно. Что они вместе, и вчера им удалось преодолеть еще один порог, и не разбить судно своих чувств. И что таких порогов и стремнин будет еще предостаточно, но они все смогут выдержать.
А потом Мамору открыл глаза, и, кажется, немного удивился, найдя ее рядом, хотя она вчера только то и делала, что нашептывала ему на ухо, что ни за что его не покинет. Парень от этого млел, а сейчас почему-то удивлялся. Очевидно, не привык, чтобы обещания исполнялись. Усаги не стала дожидаться, пока он наудивляется себе волю – она поцеловала любимого, обвив его шею руками. Усаги чувствовала себя совершенно счастливой. Мамору, очевидно, тоже. А что им еще оставалось? - Пообещай мне, что это был последний раз – потребовала она. Мамору прямо посмотрел на нее.
- Обещаю – медленно произнес он. – Я буду доверять тебе.
- Спасибо. А я тебе.
Как уже говорилось только что выше – а что им еще оставалось-то?
|
