На самом деле Икуко не так чтобы очень любит готовить. У нее много обязанностей по дому — ведь ведение хозяйства полностью лежит на ней: Кенджи, при некотором старании, способен сбегать за продуктами и найти себе поутру пару носков схожего цвета, но на большее с его стороны рассчитывать не приходится. За день Икуко успевает постирать собранное со вчера белье, убрать дом (два этажа — это вам не палец о палец ударить), полить многочисленные растения, рассортировать мусор и вынести его вовремя до приезда машины; а потом еще нужно проследить за домашним заданием детей, собрать на утро обеды им и мужу; и, конечно, она ежедневно готовит завтраки и ужины на всю семью — свою любимую семью, в которой, надо отметить, все как один отличаются здоровым аппетитом. А в середине дня, когда у нее выдастся свободный часик, она гораздо охотнее предпочла бы посмотреть очередную серию псевдоисторической мелодрамы, чем заняться кулинарными ухищрениями или разбором одежды: жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на поиски одинаковых носков.
И когда нагрянут неожиданные гости — многочисленные подруги Усаги (и откуда у нее их столько), или соседи, или дальние родственники, Икуко иногда предпочитает слукавить и послать тайком Шинго за десертом в ближайший магазин, чем возиться час с приготовлением пирога. Только, конечно, домашний лимонный пирог пахнет совсем не так, как магазинный.
В свое время она выбрала этот рецепт именно из-за своих ассоциаций — нежное желтоватое тесто, слабая кислинка на языке, запах цедры, растекающийся по всему дому в процессе приготовления; запах цитрусов пробуждает воспоминания о зиме и Новом годе, о семье, собирающейся за одним столом. А еще, конечно, его совсем просто готовить (особенно если знать несколько ухищрений), и Икуко думает с некоторым удовлетворением, что, будучи разбуженной посреди ночи, способна выдать пошаговый рецепт без запинки. И конечно, она планирует передать однажды эти знания Усаги.
Усаги, впрочем, зевает и не слушает, хотя для вида притворяется.
Натирать цедру на терке следует осторожно, чтобы не задеть белый слой корки; тогда тесто не будет горчить.
— Агааа, — отзывается дочь, зевая, — только давай завтра, ладно? У меня уже глаза слипаются.
— Спокойной ночи, Усаги.
— Спокойной ночи, мамочка.
От волос Усаги всегда пахнет конфетами: может быть, действительно от конфет (Икуко почти уверена, что под подушкой и сейчас что-то спрятано), а может, это аромат туалетной воды — последнее время Усаги все больше внимания уделяет косметике, и в ее внешности все больше проступают взрослые черты — угловатость фигуры сменяется мягкими линиями, линия подбородка становится тверже, и временами Икуко видит вместо смешной девочки взрослую мудрую женщину — светлую и прекрасную. 
Временами Усаги возвращается домой поздно, и тогда от нее пахнет не конфетами, а йодом и валерьянкой — стойкий резковатый запах, впитывающийся в ткань и наводящий на мысль об аптеке или больнице. В такие дни у нее перебинтованы пальцы и спрятан толстый слой бинтов под рукавами свитера.
— Я порезала палец.
— Прищемила руку дверью.
— Упала с лестницы.
— Луна поцарапала!
Черная кошка отрывается от зализывания раненной лапы, поднимает голову и смотрит на Усаги с совершенно откровенным негодованием во взгляде. Икуко буднично принимается бинтовать ей лапу; повязки накладывать у нее получается пока не так хорошо, как это делает Ами, но она старается.
Один из наиболее распространенных рецептов предлагает разделить тесто на три части и положить в холодильник на полчаса; затем замерзшее тесто натирается на терке поверх остального.
— Дддд, — зубы у Усаги стучат так, что слышно и в коридоре. Во всем доме свет уже давно погашен, и только на кухне светится открытая дверь холодильника; силуэт черной кошки в темной комнате, конечно, не различить.
— Тебе следует теплее одеваться, выходя на улицу в такое время.
— Дддд!
— Усаги-чан, я не буду говорить, что я это уже говорила.
— Ты уже сказала! 
— Хотя бы накидывай куртку, уже зима.
— Какая разница, если большую часть времени я все равно скачу по крышам в мини-юбке! Если бы я знала заранее, на что иду, я бы...
— Что — ты бы?
— Тебе-то хорошо. Ты-то в шубе.
Одетая в ночную рубашку Икуко зевает, шлепает тапочками по полу нарочито громко и щелкает выключателем у входа в кухню. Усаги вздрагивает, оглядывается, и на мгновение ее взгляд становится сосредоточенным и серьезным — а затем снова затуманивается. Усаги зевает и прикрывает рот рукой.
Несколько мгновений они так и стоят напротив друга, зевая, будто соревнуясь, кто шире раскроет рот. Потом Икуко сдается.
— Пирог на верхней полке, — сообщает она, щуря слипающиеся глаза, и с Усаги немедленно сходит весь сон.
Поставленный на огонь чайник тоненько свистит.
— Не спится? — невинно интересуется Икуко, размешивая в чашке вторую ложку сахара.
— Ммм.
— Или просто внезапно так захотелось есть посреди ночи?
— Ммм. Вкусно!
— Это новый рецепт.
Часы все тикают, ускоряя ход, своевольные, как в "Алисе": до полуночи, Икуко помнит точно, стрелки едва ползли, а теперь несутся так, словно собираются промчать несколько часов до подъема в школу за полчаса.
— Я — спать, — сообщает наконец Усаги, стряхивая крошки со своей пижамы и тяжело поднимаясь со стула; бредет, стуча каблуками сапог, по коридору к лестнице. Икуко смотрит некоторое время на пустые тарелки и чашки. Потом окликает:
— Усаги? Ты точно ничего не хочешь мне сказать?
— Аха?
Где-то там, в темноте коридора, Усаги сонно моргает и перекатывается с носка на пятку: волны накатывающего сна уже укачивают ее. А может, и нет; может быть, у нее снова острый взгляд, как будто прицел, как будто сама она метит попасть в кого-то и знает, что кто-то целится в нее.
Из коридора доносится душераздирающий зевок, и Икуко выдыхает едва ли не с облегчением. 
— Луна просила передать, что от корма с добавками против мочекаменной болезни ее пучит.
— Маааау! — сообщает из-под стола черная кошка, таращась в пространство остекленевшими глазами. Икуко рассеянно гладит ее по голове.
Для приготовления лигурийского лимонного пирога требуется лигурийское оливковое масло — самое деликатное из всех видов оливковых масел; его, тем не менее, вполне можно заменить оливковым маслом повышенной степени очистки.
Глаза у Макото превращаются в блюдца, когда Икуко открывает дверь, толкая ее коленом - руки у нее заняты подносом.
— Лигурийский! — громко шепчет Макото, заворожено глядя на пирог, и прочие девочки, собравшиеся в комнате, смотрят на нее с непониманием. Икуко удовлетворенно улыбается: хотя бы кто-то здесь способен оценить ее старания по достоинству.
Ами обрывает себя на половине предложения и растерянно смотрит на стол; Рей вскакивает, заслоняя усеянную бумагами поверхность от глаз Икуко; Минако утаскивает расчерченную цветными карандашами карту под стол и ойкает, когда забытая в карте булавка колет ее в колено. Икуко как будто не замечает поднятой ее появлением суматохи. Икуко так привыкла не замечать, что теперь это получается у нее безо всяких усилий.
— Как заботливо с вашей стороны...
— Лигурийский! С малиной! Его же так сложно...
— Еда, — прямо сообщает Усаги, глядя голодными глазами на золотистую белковую корочку.
— Проголодались? — спрашивает Икуко, и подруги Усаги испускают дружный вздох. Еще бы не проголодаться. С тем, сколько времени они проводят, занимаясь подготовкой к экзаменам, девочки могли бы окончить школу экстерном или как минимум выйти на уровень университета вместе с Ами; конечно, способности дочери Икуко нимало не преувеличивает, для Усаги было бы неплохо хотя бы окончить школу без двоек. К сожалению, успехи дочери оставляют желать лучшего – сколько бы она ни проводила времени в закрытой комнате, переговариваясь полушепотом вместе с остальными девочками, в лучшую сторону меняются, как ни странно, только ее оценки по физкультуре. 
Стопку разноцветных тетрадей, подписанных разными почерками, Ами прячет за спину последней, ловит взгляд Икуко и виновато улыбается.
Свежевыпеченное тесто можно покрыть лимонной глазурью: ее кисловато-сладкий привкус сделает пирог еще вкуснее.
Парк района Джубан после полуночи пуст и темен. Куст жимолости у дорожки шевелится, будто от ветра, хотя ночь совсем тихая и безмятежная; на небе нет ни одной звезды.
— Сейлор Юпитер, ты знала, что белки лучше взбиваются, если их предварительно охладить?
— Это знает даже начинающий кулинар, Сейлор Мун. А еще можно добавить каплю лимонного сока.
— Что, даже в глазурь?!
— Заткнитесь, обе, мы сидим в засаде!
Икуко может не так много, как ей бы хотелось.
Икуко может убрать дом за полтора часа — она засекает время, и ставит каждую неделю новый рекорд. Собранные ею обеды похожи на детские рисунки: вырезанные из овощей звездочки, сосиски-осьминожки, яркие цветные узоры, выложенные со всей тщательностью — даром что Усаги мало обращает внимание на старания матери и вообще предпочитает не ограничиваться одним только домашним обедом. Простыни пахнут стиральным порошком, и отутюжены так, что кажется, захрустят под весом тела. Белоснежные рубашки Кенджи выглажены до состояния новой бумаги.
Но времени в сутках почему-то оказывается невероятно много — и Икуко начинает пробовать все новые и новые рецепты лимонных пирогов: с добавлением оливкового масла, из дрожжевого и песочного теста, с начинкой из свежих фруктов и прозрачным ароматным лимонным джемом — семья ест и нахваливает, а Усаги по ночам звенит посудой в кухне, оставляет грязные следы от обуви на линолеуме и иногда перепачканные алым салфетки в мусорном ведерке. Икуко даже не подозревала раньше, что существует столько вариаций лимонного пирога.
Для получения карамельной корочки поверхность можно присыпать сахаром; в этом случае разрезать пирог следует уже после того, как он хорошо остынет. 
Нож прорезает мягкое тесто, карамельные крошки сыплются на тарелку.
Усаженный в кресло в центре гостиной Мамору чинно пьет чай из своей чашки; домашние тапочки Кенджи ему слегка малы. У Мамору отличные оценки по всем предметам, и недавно ему предлагали место на кафедре физики, но он почему-то предпочитает оставить свой математический и поступать в следующем году на врача. 
— Я тоже собираюсь в медицинский после школы, — щебечет Усаги, бурно жестикулирует, ухитряясь не выпускать из рук кусок пирога – а потом ловко ловит свободной рукой край отвернувшегося бинта и прячет его обратно под рукав. 
Икуко сильно сомневается, что у ее легкомысленной дочери хватит терпения выдержать семь лет обучения, слишком уж бурно она радуется выпускному.
— Нам с Мамору надо поговорить о вашем будущем, — говорит она, отставляя чашку, и Мамору ловит ее взгляд. Усаги розовеет и закатывает глаза, а потом уносится за дверь светловолосым вихрем, размахивая хозяйственной сумкой.
В гостиной становится так тихо, что тиканье часов заполняет ее целиком. Мамору отнимает чашку от губ. Мамору тоже пахнет лекарствами, и в вырезе его щеголеватой рубашки видна тонкая белая полоска шрама поперек груди.
— Отлично, — буднично говорит Икуко, помешивая ложечкой в чашке. — Нам давно пора было поговорить. Нам есть о чем поговорить. Еще кусочек пирога?